От головной боли можно было сойти с ума. Видимо, следующий уровень — болевой шок…
Просыпаюсь, чувствую, что у меня что-то с лицом. Мимики нет. Мышцы половины лица не работают. Паралич. Инъекций было недостаточно. Тогда прямо в позвоночник вводили иглы, через которые прокачивали обезболивающее. Это была регулярная процедура, благодаря которой я жил. Затем мне ввели под лопатку катетер, через него под рубашку вводилась маленькая трубочка, которая была подключена к инфузору. Это был маленький чемоданчик, который мне потом еще довольно долго приходилось все время носить в руке.
Меня спасла интенсивная терапия: врачи положили под капельницу, посадили на голодный паек. Неделю я пил только воду. Мне ничего не давали есть. Это и сыграло определяющую роль: диоксин «любит» жиры и «не любит» воду.
Затем, когда этот реагент был выявлен, выяснилось, что доза была в тысячи раз больше смертельной. Такую дозу лошадь не выдерживает. Даже через год, когда Генеральная прокуратура провела специальные исследования в трех лабораториях мира, концентрацию яда специалисты классифицировали как сверхтоксичную. Как так случилось, что яд меня не убил? Этого никто не может объяснить. По моему мнению, спасение было абсолютной случайностью. На 99% это была Божья помощь и еще 1% — неисследованные возможности человеческого организма.
Так или иначе, я ничего не ел вообще и не знал, что это может стать одним из факторов спасения. Тогда мне казалось: все, не выкарабкаюсь. За полторы недели я потерял около 12 килограммов веса. И когда мне впервые за неделю дали яблочное пюре, я подумал: «Ну, хотя бы медики поверили, что я еще жилец на этом свете». До этого было ощущение, что я в таком состоянии никому не нужен.
Догадка про диоксин произошла на несколько дней позже, чем врачи начали интенсивную терапию… Сам реагент никто не находил: просто никто не стал бы его искать. Диоксином обычно не кормят, его просто не существует в природе в такой форме, чтобы его можно было случайно съесть и таким образом отравиться. Подобной моей истории болезни в мире медицины не помнят. Ни одна лаборатория не догадалась бы сделать анализ на диоксин.
В течение нескольких лет я пережил, кажется, 26 операций под полным наркозом. Временами организм вел себя как ему заблагорассудится, и раны открывались в наиболее неудобный момент. Даже спустя время нельзя было исключать подобную ситуацию. Как-то мне пришлось опереться на Путина, просто чтобы не упасть от изнеможения. Эта ситуация произошла в тот момент, когда мы обсуждали перспективы сотрудничества Украины и НАТО. Мы только что закончили совместную пресс-конференцию, выходим, а я чувствую, что состояние — на грани потери сознания. Говорю: «Владимир Владимирович, мне надо опереться». И так он довел меня до дверей, а там охрана меня забрала.
Были случаи, когда внезапно начинали кровоточить ноги. Когда кровоточило тело, приходилось менять по несколько рубашек в течение дня. Меня все время тошнило. Эта тошнота была реакцией на яд и продолжалась почти постоянно два года.
