15 октября от пулевого ранения погибла Ярослава Николенко, солдат 101-й бригады охраны Генерального штаба. Смерть молодой симпатичной женщины, у которой осталась 13-летняя дочка, взбудоражила СМИ и социальные сети. Хотя это далеко не первая такая гибель – та же Яна (позывной «Ведьма» у «Донбасса»), медик Сабина у горных стрелков из «десятки» (позывной «Лиса» у ДУК). Но факт налицо. Был социальный резонанс. Те, кто говорил про мир, получили повод заявить о том, что наши девушки не должны гибнуть на передовой. Кто говорил о мести – получили ещё один ясный символ. Те, кто уверен, что договориться о мире с РФ не выйдет – очередную жертву «перемирия». Выступающие за отвод – начали натягивать сову на глобус, что этой смерти не случилось бы, реализуй мы развод сторон.
Развернулась и другая дискуссия. Про то, что контрактники идут на фронт сами. О том, что люди не понимают тех, кто едет «за адреналином». О деньгах и оставленных дома детях. И с ужасом я понял, что спустя 6 лет войны большая часть украинцев воспринимает ООС как «видел на огороде наркоманов, а у них следы как у людей». Большинство украинцев никогда не были в армии. Не понимают армию. И смотрят на неё сквозь призму своих фантазий и заблуждений. О том, почему женщины идут в ООС, как именно идёт позиционная война и почему гибнут водители, бойцы взвода материально–технического обеспечения – сегодняшняя статья. Потому, что читать истории а-ля «поехала за адреналином и сама виновата» не было сил ещё в 2016 году.
Любая бригада, несмотря на сотни тяжёлых машин, тягачей, кунгов и танков – прежде всего люди. Коллектив. 4000 человек по штату у механизированной бригады. Штат не заполнялся полностью никогда, кроме самых первых волн мобилизации. Тому есть причины, и они достаточно давние. Так было задолго до вторжения РФ и будет ещё долго после. Военная служба – это прежде всего работа. Даже во время войны. Ты отдаёшь часы своей единственной жизни государству. Взамен ты не думаешь о том какие ботинки выбрать, что поесть три раза в день и где отдохнуть. Все эти оздоровительные, поднаемные и оздоровительные именно для этого. Тем более они важны во время конфликта на истощение. Любой доброволец или волонтер в течении 60+ месяцев противостояния становится профи, или покидает армию. Потому, что надо многие месяцы кормить семью, оплачивать счета, снимать квартиру, поправлять здоровье. Делать всё это при помощи одного патриотизма в нашем материальном мире невозможно.
Рынок труда армейский, естественно, не успевает за гражданским. Даже несмотря на 1000 гривен в день с боевыми на первой линии. Потому, что хороший сварщик, моторист на СТО или штукатур уже может больше. В той же Финляндии на сезонных работах можно заработать больше. В Польше по 12 часов можно заработать больше. Да хороший грузчик на почтовом терминале в Украине может не меньше. Особенно если помнить, что бригада «на заборе» находится 6-7 месяцев, а всё остальное время – на полигоне и восстановлении боеспособности, где только голый должностной оклад. Людей не хватает уже на этом этапе. Ибо гражданский рынок высасывает ресурсы со скоростью пылесоса.
Второй нюанс – многие предпочитают служить дома. Дежурить на пункте связи, зарабатывать свои 450 долларов и идти к жене под одеяло с бутылкой хорошего чилийского вина вечером. Крутить гайки в парке. Тащить наряды. А на опорном пункте пусть сидит сын Зеленского, когда вырастет. Так было на любой войне, и наша не исключение.
Третий нюанс – егерская бригада, новый танковый батальон, новый корпусной разведывательный батальон требуют людей. А их всё также 250 тысяч по закону – не припоминаю, чтобы Рада увеличивала численность. Нам нужны подразделения кадров для призыва резерва. Нужны люди в новый дивизион С-300 В из травы – там нужно обслуживать сложные машины, РЛС, ракеты и лаборатории по поверке. Так что штат в каждой конкретном подразделении не заполнен. От 40 до 60% – средняя температура по больнице. Нет никаких 4 тысяч человек в механизированной бригаде. Хорошо, если их будет чуть больше двух. И есть ещё один момент. Выход «на забор» на ротацию не освобождает подразделение от обеспечения его жизнедеятельности в пункте дислокации.
Что это означает практически? Выставив батальонную тактическую группу на линию боевого соприкосновения, нужно продолжать тащить наряд. Обеспечить охрану парка и наряд, хотя бы сутки через сутки. Поставить людей на КПП. Поставить на охрану штаба и обеспечить дежурство по части. Поддерживать в порядке котельную, чтобы не разморозить казармы. Там, где стартовала реформа питания, тащить столовую для оставшихся. Делать поточный ремонт техники, которая не пошла в ООС – например, зенитки или грузовых автомобилей. Оставить персонал на узле связи – получать телеграммы и обеспечивать релейную связь с высшими штабами. Обеспечить караул у складов ракетно-артиллерийского вооружения. И да, солдаты срочной службы никуда не едут, а метлой воюют с листьями и делают поточный ремонт в санчасти. Техническая армия – это скучно: надо делать регламентные работы на складе, держать в порядке штабные автомобили и ремонтировать «Тунгуску».
На передке – всё те же проблемы. Зона ответственности достаточно протяжённая – иначе и быть не может на пространстве, где в прошлую войну бодались два фронта. Обеспечить связь – радиоцентр и его охрану. Обеспечить охрану штаба и бригадной артиллерийской группы. Оставить в тактической глубине маневренную группу. Обеспечить жизнедеятельность каждого опорного пункта – привезти бельё, дрова, вывезти больных, привезти батарейки с «Новой почты» и воду в цистерне. Нужно снять стволы с зенитной установки и положить их в специальную ванну. Обеспечить обслуживание внешних аккумуляторов для танков. Нужно постоянно строить – копать, делать ещё один накат в блиндаже, проводить кабели, делать канавы для отведения воды.
Начальника электростанции в наряд не поставишь – он должен тащить свой участок службы. Расчёт миномёта «Василек» в «секрет» и на пост не поставишь – они должны быть на подхвате. Механика водителя в «секрет» не поставишь – а вдруг надо заводить «коробку». Вот и выходит, что тонкую цепочку «секретов», постов и окопов на передке держат люди, которых можно пересчитать на пальцах нескольких рук. А ещё нужно ходить в серую зону: тралить её кошками, наносить в планшете позиции обстрелов, закладывать сюрпризы на возможных лежках. Встречать разведку и прикрывать артиллерийского корректировщика. Сопровождать экипаж беспилотного аппарата для подскока. Поэтому выручают командировочные – может, кто-то не хочет сидеть на радиостанции в пункте дислокации, а хочет воевать и получить боевые. Может, кому-то нужно поехать в ООС для карьеры. Получить боевой опыт. Освоить новый ВУС. Сбежать от бирок и неустроенности бригадных полигонов с палатками и душами из бутылок. Привлекают разный персонал: инструкторов учебных центров, сотрудников военкоматов, узких спецов вроде радиотехнической бригады или летунов.
И так получается, что войну тащат в том числе ребята из типографии, химики, солдаты из ремонтной роты. Многие оказываются дерзкими грамотными бойцами, находят себя как сапёры, в рекогносцировочных и штурмовых группах. Многие – нет, и занимаются земляными работами, варят еду на три десятка людей и заряжают батареи в блиндаже. Эта ситуация зеркальна с обеих сторон. Можно подтащить из тыла людей и выбить противника практически с любого опорного пункта или «секрета». Обкопать его как «Дерзкий», обложить со всех сторон. Штурмовать в лоб, как «Алмазы», или подойти на бросок гранаты, как в случае с «Айдаром» на Бахмутке. Но вот сидеть под огнём дежурных батарей и кочующих САУ, которые будут высыпать туда во время штурма вагоны снарядов – немного другое дело.
У противника, сбившего наш «секрет» по дороге на Желобок, почти все получили осколочные ранения, кукуя под входящими. И отошли потому, что не так много людей способны выполнять задачу, когда их часами перемешивают с землёй. Нужно глубокое наступление и одновременно глубокая воздушная операция. Выход на тылы, охваты крупных опорников и разгром подразделений снабжения. Подавление дежурных батарей реактивной артиллерией, поражение складов топлива, боеприпасов на грунте и в оперативном тылу. Но по военным и политическим причинам это невозможно в регионе с одной из самых высоких плотностей населения в Восточной Европе. Против армии с полутора тысячами орудий, сорока дивизионами ПВО и сотней истребителе на крыле. Но невозможно и наоборот – против недореспублик, где за спинами «1 и 2-го корпусов» станут 3-й и 4-й в виде регулярных войск РФ. И авиация.
И война приняла единственный возможный вид. Линия ощетинилась амбразурами, станками для снайперских винтовок и пулемётов. Стальными щитами и перископами. Камерами и экранами для наблюдения. Началась охота с противотанковыми ракетами за автомобилями снабжения. За санитарками и водовозками. А позиции ушли под землю – чтобы меньше нести потерь от беспокоящего огня. Пока многие писали про танковые рейды на Харьков и «Дротики» на вертолётах, наступило время снайперов и ракетных ударных групп. Вполне логично – у противника есть из кого организовать деплоймент и хватит спецназа УФСИН, ФСБ, ГРУ, «подсолнухов» и морской пехоты, чтобы привлекать легкую пехоту с хорошими винтовками и неплохой подготовкой. Против жидкой линии секретов, на которых несут службу водитель, химик и техник радиотехнической роты. Раз уж разведка и ССО ВСУ загнали слабо подготовленные корпусные подразделения непризнанных «республик» за «синий лес». И даже начали заходить в гости, как в полосе у Горловки или на побережье к «девятке».
Поэтому резко увеличились командировки наших спецов в красную зону – из разных ведомств и разных профессий. Почистить тылы, сопровождать колонны, поработать в адресах. И поохотиться на охотников. В принципе, выходило достаточно успешно – мальчик из 22-й бригады по фамилии Агеев, взятый с боя в районе Желобка, в курсе. И ликвидированные снайпера на юге – тоже.
101-я бригада охраны в тот день помогала горной пехоте с контрснайперскими мероприятиями. Солдат взвода материального обеспечения Ярослава Николенко была прикомандирована к их группе. Как именно засек её снайпер в амбразуре – про отсвету планшета, на который она наносила позиции вражеских снайперов, или через тепловизор, в принципе, уже неважно. Пуля попала ей в лицо и убила на месте. Похожие жертвы есть почти каждую неделю. Нет никаких людей, поехавших за адреналином. Есть только тяжёлая неблагодарная работа. Снайперская война будет нарастать – просто потому, что у РФ много снайперов во всех ведомствах. Развод на километр не поможет снизить интенсивность работы. Сапёры протралят кошками серую зону, если надо – отработают машинами разминирования и снайпера зайдут дальше. На километр дальше будут летать беспилотники из этой серой зоны и ловить машины на ротации. Будут ставить фугасы на радиоуправлении и мины ПМН. Будут ходить артиллерийские наводчики, корректировать миномёты. Ничего не изменится.
Нет волшебной таблетки, которая поможет разом поставить точку в снайперской войне. Лучшее средство против снайперов – комплексная работа. Взвод самоходок и миномётная батарея. Улитка автоматического гранатомёта. Несколько приданных на угрожаемом участке снайперов ССО, ЦСО «А» и, если нужно, «Корда» – «Корд» сейчас не катается в красную зону. Несколько управляемых ракет в амбразуры. Рост настрела и подготовки водителей и солдат взвода материального обеспечения, чтобы они могли обеспечить плотность и точность огня. Станки для пулемётов. Камеры и перископы. Насыщение линии тепловизорами и приборами ночного видения. И постоянная активность. Постоянное выдавливание противника за линию «секретов». Постоянное минирование. Постоянное движение вдоль линии боевого соприкосновения коптеров. Навязывание инициативы. Продолжение подготовки войсковых снайперов в Десне и поддержка школ частников. Получение помощи от союзников: винтовки в снайперском калибре и ПНВ – немалая доля этой помощи.
Но главное, что нужно – понимание в обществе тяжести этого процесса. Может быть, в районном центре нет работы, и контрактники действительно хотят получить 1000 гривен в день. Возможно, они бегут на передок от тягот службы в ППД. Или у них в городе закрыли условную табачную фабрику. Есть такой вариант, что они хотят статус. Или сделать карьеру. Или это действительно патриоты и им болит за Украину. Но все эти люди помогают тащить рутину этой войны, варя кашу, управляя краном и бульдозером, заряжая батарейки или черпая воду в окопах. Это тяжело в бытовом плане. Это тяжело в плане риска. Но и дома крановщики срываются с кранов и столяры остаются без пальцев. Выбор людей нужно уважать. Особенно, когда они стоят между вами и нищетой в «ДНР».
Война же закончится только тогда, когда соседи из РФ будут твёрдо знать – лучше сразу на кладбище, чем в «командировку» в Украину. Что им не светит ничего – ни продвижение на фронте, ни специальные операции, ни окопная война. Украинское общество монолитно и готово защищать себя до последнего. За это и погибла Ярослава Николенко и сотни других украинских солдат. И я верю, что их жертвы были не зря. Даже спустя многие месяцы этой тяжёлой оборонительной войны.
