Интересная статья на Снобе как проходило заседание политкомитета "Гражданской платформы".
Место действия: особняк на Тверском бульваре. Толпа журналистов облепила фуршетный стол. Евгений Ройзман в свирепом красном свитере. Прочие руководители партии — в строгих черных костюмах. Леонид Ярмольник — в сером.
Ярмольник. Ой, нас фотографируют! Мне парочку на паспорт, пожалуйста.
Объявляют начало заседания. Журналисты давятся колбасой и проталкивают галеты в глотку. Слово берет председатель федерального политсовета партии Рифат Шайхутдинов.
Шайхутдинов. Я бы хотел вернуться к основам…
Прохоров. Нет, согласно уставу, вы должны объявить начало заседания политкомитета.
Шайхутдинов. Но я бы хотел вернуться к основам…
Прохоров. Объявляйте начало заседания политкомитета. Нам нечего скрывать.
Шайхутдинов. Не возражаю, но я бы хотел…
Прохоров. Тогда объявляйте
Шайхутдинов. Объявляю.
Прохоров. Есть предложение отстранить Рифата Шайхутдинова с должности председателя политкомитета. Кто за? Против? Воздержались?
Большинство за. Ярмольник не голосует, он рисует орнамент. Шайхутдинов в шоке.
Шайхутдинов. Я бы хотел вернуться к основам. Мы не хотим превращаться в «Парнас», я не хочу превращаться в Навального, а Михал Дмитрич не хочет превращаться в Ходорковского. А если партия решила уклон поменять и стать прибежищем революции, то большинство это не поддержит. Мы создавали антиреволюционную партию. Что подтвердил и сам Михал Дмитрич, пойдя спарринг-партнером… извините, политическим партнером на выборах президента. Тем самым фактически легитимизировав те выборы. А теперь ты, Михал Дмитрич, не хочешь выполнять обещания, под которые собрались тысячи людей и пошли за тобой. Когда мы поддержали «Антимайдан», мы тоже шли против революции.
Слово берет Соломон Гинзбург, автор «Внешнеполитической доктрины России».
Гинзбург. Броневик, под которым вы стояли на «Антимайдане», — вот революция! Вы полюбили конституционную монархию — вот революция! Это вы покушаетесь на политическую систему России. Вы объявили войну олигархам, забыв, в чьем офисе находитесь. Я не привык к сложным московским играм, я из Калининграда. Я вступал в другую партию. Не в партию предателей. Я вырос на песнях «Машины времени». Макаревич — живой классик. И его голос, голос каждого важней, чем те политические ветра, которые временно дуют над нашими головами. Зачем нужна такая партия? Нам нужно готовиться к выборам в Госдуму, а в нынешней ситуации партия непроходная. Неужели мы будем расталкивать локтями тех, кто соревнуется в сервильности?!
Ярмольник рисует орнамент.
Пусть это будет уроком для тех, кто считает либералов сопливыми интеллигентами. Мы должны объединить патриотизм и демократию. А вы, Рифат, должны по-мужски положить партийный билет на стол. Вы техническая фигура. Я очень хотел бы, чтобы вы были кандидатом в президенты и тоже набрали миллионы голосов, как ваш сосед справа. Но пока я советую найти вам хорошего адвоката.
Шайхутдинов. В суде встретимся!
Гинзбург. Здесь вам не СССР!
Шайхутдинов. Вот если вы политик, скажите, а не ведет ли ваш закон к сепаратизму, отделению Калининградской области?!
Гинзбург. Понимаю, что галлюцинации — вещь приятная. Но не выдумывайте пожалуйста, это вас не украшает.
Ярмольник рисует орнамент. Журналисты перестают понимать, при чем тут Калининград. Слово берет полковник ФСБ Сергей Милицкий, он крайне взволнован.
Милицкий. Понимаю, мы говорим за демократию… И лично мое мнение — я уважаю Андрея, я на его песнях вырос! Но что ж он делает! У нас страна в такой ситуации! А он реально… Не, я не говорю, что он вредит. Но как людям с улицы объяснить? Не членам. А просто людям. А во-вторых, Соломон, вот вы не согласны. Что ж вы не уходите? Вы хотите перевернуть, да? А что перевернуть? Может, я не о том говорю, может, я бывший офицер безопасности. Но вы говорите о безвизовом въезде граждан Евросоюза в Калининградскую область. Вы хотите, чтобы к нам безвизово въезжали? Один кусок — Россия, а другой — приезжайте, делайте что хотите?!
Милицкого прерывает Александр Любимов, автор проекта «Последний герой».
Любимов. Вы считаете, это предательство? Предательство — это Макаревича исключать! Кстати, Гонконг является частью Китая.
Милицкий. Мы не Гонконг!
Прохоров. Предлагаю поставить точку. Рифат должен сам определяться, с какими взглядами идет в политику. Ему надо почаще читать программу партии. За нее проголосовало 6 миллионов человек.
Голосуют, исключать ли Шайхутдинова из партии. Большинство против.
Шайхутдинов. Спасибо за поддержку. Но я бы настаивал на включении в повестку дня вопроса по Макаревичу.
Ярмольник заканчивает орнамент и говорит очень хорошо поставленным голосом.
Ярмольник. Что-то в нашем организме случилось не то. Мы заболели. Я не знаю, как лечить такую партию. Что-то не так в регионах, люди вступили не в ту партию, если им показалось, что Макаревич им мешает. Я не вижу смысла оставаться в такой партии. Неужели мы хотим увеличить численность кукольного театра, стать подпевалой? Обслуживать принятие решений, в которых все сомневаются? Ощущение, что это комсомольский кружок. Сказал что-то против? Поди отсюда! Партия не будет лучше, если в ней не будет Макаревича! Алла Борисовна не с нами сейчас, но у нее такая же позиция. И даже Владимир Владимирович говорит, что уже не 37-й год.
Шайхутдинов. Гражданский комитет — это пиар-орган. Орган, который медийно привлекает. Но не партия для Гражданского комитета, а Гражданский комитет для партии!
Ярмольник. А мы не члены партии. Мы больше чем члены. Мы ее создавали. Толпа может требовать чего угодно, но историю делают личности, люди, которые умеют настаивать на своем. Мы все равно будем делать то, что считаем, и так, как считаем. Хватит ЛДПР, хватит справедливой этой России!
Ройзман откашливается. Пауза.
Ройзман. Или мы становимся как все. Или мы остаемся самим собой.
Пауза. Ее заполняет знаток «Что? Где? Когда?» Михаил Барщевский.
Барщевский. Есть такое понятие — профдеформация. Я адвокат, у меня инстинктивное желание взять кого-то под защиту. Вот есть спортсмен, он искренне считает, что играет за сборную. Но спортсмен делает то, что тренер скажет. Тренер сказал налево — он налево. Сказал прыгать — он прыгает. Претензии должны быть к тренеру. Кто понял, тот понял.
Барщевский довольно улыбается. Сдержанный смех в зале.
А наша интеллигенция меряет всех на свой аршин. У нее есть моральный императив: своих сдавать нельзя, это аморально. И наша интеллигенция считает, что этот императив есть у всех. А он не у всех! И в этом ошибка интеллигенции. Если для вас что-то недопустимо, а для других допустимо, то это уже филологический вопрос, как называть тех, для кого это допустимо. Кто понял, тот понял!
Барщевский довольно улыбается. Еще более сдержанный смех в зале.
Я сомневаюсь, что в России появится тупик Барщевского. Но улица Макаревича — дай Бог, нескоро — обязательно будет в каком-то из городов. Да, Гражданский комитет не имеет особых полномочий. Но без него «Гражданская платформа» превращается в просто одну из 72 партий. Сейчас в комитете есть журналист, которого знает вся страна, актер, которого знает вся страна, музыкант, которого знает вся страна, самый известный в стране мэр после Собянина…
Ярмольник. Юриста забыли.
Барщевский довольно улыбается. Затихающий смех в зале.
Барщевский. Я не поддерживаю позицию Макаревича. Но это не мешает мне считать его своим другом. Мы не рассорились. И этим «Гражданская платформа» отличалась от всех партий. Одно дело — наши дискуссии внутри, и другое дело — исключение из партии. За взгляды! Не за воровство, не за педофилию — за взгляды! Для меня на этом партия закончилась. Лично я больше не вижу себя в Гражданском комитете партии. Я считаю, что нельзя склеить разбитую тарелку. Она не звенит.
Денисов. Я как член президиума Национального антикоррупционного комитета скажу, что началось не с Крыма. А с того, что мы не смогли организовать работу. Ирина Дмитриевна не должна была покидать Гражданский комитет…
Прохорова. Главный виновник — это я? Вам найти виноватого надо?
Денисов. Ирина Дмитриевна, вы великий просветитель. Но организационно мы не сделали ничего. Когда началось шельмование Макаревича, мы не смогли донести до партии, кто такой Макаревич. Не смогли убедить региональные отделения. Да через 15 минут общения со мной любой региональный руководитель будет думать как я! Но мы не работали с партией. И сейчас говорим: Рифат не прав. А что ему было делать? Рифата обвиняют, что у него были шуры-муры с властью...
Шайхутдинов довольно улыбается. Сдержанный смех в зале.
А не надо бояться власти. Но с ней опасно заигрывать. Она нас ведет к краю. И если даже господин Михалков кричит с экрана: власть, ты нами плохо управляешь! — тогда, ребята, на самом деле, ну, вы понимаете.
Ярмольник принимается за новый орнамент.
Президент дал нам месседж еще в декабре. Свобода! Это не я сказал, а он. А никто не среагировал. Мы должны это написать на наших знаменах и ходить с ними. И чтоб ни одна другая партия на эту площадку не ступила. У них лица не те. С их лицами говорить нельзя о свободе.
Прохорова. Нет, все началось именно с Крыма. На «Антимайдане» партия продемонстрировала чудовищный аморализм, выйдя туда с вооруженными маргиналами. Даже парламентские партии побрезговали туда пойти! Мы что, партия темных людей? Желающие сделать карьеру могут примкнуть к любой партии. А наша превращается в балаган. Почему опять подвергаются разрушению лучшие люди России?
Шайхутдинов. Мы не ожидали, что на «Антимайдане» будут неприятные лица. Главный посыл — что мы против революций, всяких уличных историй. Что нам делать с большинством партии, которое поддержало позицию президента по Крыму? И настаивает, что мы антиреволюционная партия и должны идти в парламент?
Прохорова. А у нас нет революций. «Антимайдан» в отсутствие Майдана — сомнительная акция. А пришли туда люди нерукопожатые, почти террористы.
Шайхутдинов. То есть большинство партии хотите переделать? А сами на Марш мира ходили!
Прохорова. Я ходила как гражданин!
Гинзбург (внезапно). Пока горит свеча! Я верю в нашу победу!
Прохоров. Я предлагаю поставить точку. Партия не прошла самую главную проверку, не поддержала своего. Это полностью ее дискредитировало. Нашим избирателям нужны более сложные конструкции, а не «крымнаш». Я бы не хотел мешать мракобесам биться за места в Госдуме любой ценой. Я свое решение принял, причины я объяснил. Мы найдем форму донести наши программы и идеи. Политическая площадка себя полностью исчерпала. Когда возникала партия, были определенные стандарты. А сейчас произошла деградация политической системы. И для «Гражданской платформы» нарисована маленькая клеточка.
Ярмольник рисует орнамент.
И эта клеточка меньше любого человека, который сидит за этим столом. Я не собираюсь больше поддерживать бессмысленный политический проект.
Шайхутдинов. Правильно ли я понял, что вы покидаете партию?
Прохоров. Наконец-то вы меня правильно поняли.
В зале шепоты и крики.
Я могу рекомендовать предстоящему съезду либо ликвидировать партию, либо изменить название. За? Против? Воздержались?
Гинзбург. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Мы должны собраться под — в хорошем смысле слова — крышей нашего лидера.
Все по очереди покидают Гражданский комитет и политкомитет.
Макаревич. Я благодарен за слова поддержки.
Прохорова. Было бы изысканно, если бы вы сейчас сказали: я остаюсь!
Шайхутдинов. А остаюсь — я.
Прохоров. На воре шапка горит.
Ярмольник (шепотом). Название жалко!
Спустя полчаса Шайхутдинов в одиночестве дает пресс-конференцию в ТАСС. «Партия не обезглавлена. Я вновь избран председателем Политического комитета».
