Ничья земля. Один день из жизни разведчика в зоне АТО
Репортаж военного инженера Александра Шульмана, побывавшего в разведке близ поселков Металлист и Александровск Луганской области
Утро было росистым, осенне-свежим и ворчливым. Ворчали моторы тяжёлых машин на дальней дороге, и где-то бумкала артиллерия. Наш автомобиль миновал блокпосты и понёсся по исклеванной минами дороге. На фронте, как правильно называют зону АТО, машины именно носятся. В быстро едущую машину труднее попасть. Здесь никто не пристёгивается и окна держат открытыми – чтобы лучше слышать и быстрее отскочить от машины.
В "глубоком тылу"
Мы с группой аэроразведки выезжаем на боевое задание. Аэроразведка – это волонтёрский проект, люди собирают беспилотники и работают с ними на разных участках фронта.
Едущий с нами офицер-разведчик внимательно всматривается в придорожные кусты, наконец машет рукой – здесь.
Загоняем машину в заросли "зелёнки", выходим. Время экипироваться – мы надеваем бронежилеты, каски, затягиваем разгрузки – разгрузочные жилеты. Шутки кончились, здесь уже фронт.
С нами здоровается худощавый, подтянутый человек в камуфляже:
- С приездом, – крепкое рукопожатие, внимательные глаза, выправка, коротко стриженые седые волосы. Чисто выбрит - это старая офицерская привычка.
И вот мы сидим на командно-наблюдательном пункте (КНП) одной из частей украинской армии. Он огорожен зелеными ящиками от снарядов, набитыми землей, накрыт сеткой. Посреди получившегося закутка – притащенный откуда-то офисный стол, у стола – разнокалиберные стулья. Отрытые щели заботливо выстелены карематами и мягкими тряпками, здесь же лежат спальные мешки. На стене блиндажа видны следы зубьев ковша экскаватора. Пахнет сыростью, потом, грязной одеждой, ружейной смазкой и порохом.
На столе – пачки сигарет, карта, карандаши, кружки и котелок с чаем. Здесь же открытая пачка печенья, на штабеле снарядных ящиков – пробитый в нескольких местах флаг Украины и детские рисунки.
Солнце поднялось высоко и начинает припекать. Это последние теплые дни уходящего жаркого лета. Воздух колышется над неубранными, а местами и незасеянными полями и дрожит в такт глухим ударам – это работает артиллерия. Периодически долетает пулемётная трескотня – совсем не страшная на таком расстоянии и еле слышная. Командир группы аэроразведчиков – плотный и молчаливый рыжебородый Владимир и бойцы его группы внимательно следят за движением по карте карандаша одного из офицеров.
- Вот здесь нас вчера обстреляли. Пока засекли, пока ответили – стало тихо. В этом направлении – карандаш сдвигается вдоль карты – мы ночью слышали моторы, что-то не очень тяжёлое, но что – не разобрать.
Владимир молча кивает, затягивается сигаретой и, что-то прикинув, отвечает:
- Понятно, посмотрим.
- С вами пойдут наши разведчики. Доедете с ними до вот этого пункта? – карандаш упирается в значок отдельно стоящего строения.
Один из разведчиков – высокий, в ладно сидящем на нём обмундировании, разгрузке, так же молча кивает – да, доедем, потом поясняет: "Там тихо было, и там стоит наш пост".
В мирной жизни до войны, он был кузнецом. Ковал решётки, ограды, скамейки, светильники. Сейчас грустит о дочке, которую не видел уже четыре месяца – она идёт в первый класс.
Второй разведчик – тракторист. Раньше пахал, сеял, убирал хлеб. Сейчас с болью смотрит на неубранные поля.
Договариваемся о связи и сигналах тревоги.
- Ракеты или зелёные, или красные. Белые не видно будет.
- Согласны. Но это – на крайний случай.
Коротко булькает рация, командир подразделения бросает в неё:
- Выдвигаются к вам, ждите.
- Принято, ждём.
Мы забираемся в машину, начинается новый этап гонки по полевым дорогам. Всё так же далеко и редко бухают орудия.
Подлетаем к месту назначения, резко тормозим.
Выскочивший нам навстречу боец открывает ворота:
- Быстрее, быстрее заезжайте.
Здесь бывшая дача одного из милицейских чинов. Сегодня на ней обосновались бойцы украинской армии. О прежних хозяевах напоминают парадные милицейские мундиры, надетые на растущие во дворе ели. Двор подметен, но стеклопакеты в стенах местами разбиты, стены избиты осколками, с потолка свисают остатки ламп и под ногами хрустит стекло.Серьёзного боя здесь не было, видимо, просто бросили несколько гранат. Загоняем машину под навес.
Нас встречают как давних знакомых. Молодой командир разведчиков – на вид почти мальчик. Он напоминает горностая или нечто другое – мелкое, но смертельно опасное для врагов– гибкий и хищный, он быстро разворачивает свою карту на полу.
- Нам нужно будет пройти по этой балке, потом будет кусочек открытого пространства, а там и вот там – могут быть они. Так что осторожнее.
- Идёшь с нами?
- Да. Со мной – ты и… - названые солдаты молча кивают.
Кузнец уходит в соседнюю комнату и выносит запечатанную "Муху" - одноразовый гранатомёт. Обдирает с него упаковочную бумагу, проверяет наличие сигнальных ракет в разгрузке, привычным движением вскидывает на плечо автомат, и мы выходим.
Командир разведчиков прижимает кнопку, рация тонко пищит:
- Вышли.
- Принял, – это там, на КНП уже знают, что мы идём. Там командир поставил на стол рацию для связи с артиллеристами-минометчиками. Там, на огневых, застыли в готовности теплые рыбины мин, готовые рвануться в небо и расколоть воздух кашляющим громом. Там – это уже за спиной, в глубоком тылу.
На нейтралке
Ощущения от того, что ты вышел за передний край и идёшь по нейтралке – разные. Внутри что-то замирает, но на этом некогда сосредотачиваться, просто загоняешь мысль о возможных плене и засаде в самый дальний угол.
Вдох-выдох. Дистанция между бойцами 10 метров. Берцы поднимают пыль. Разведка ходит быстро. Бойцы впереди, зорким и чутким головным дозором, по бокам – сторожким боковым дозором, и прикрывающие сзади. Посередине мы – тащим громоздкое оборудование для аэроразведки. Кусок открытой дороги преодолеваем бегом и сворачиваем к густо поросшей балке. Валимся вниз, хрустя сухими листьями и сучьями.
По склонам, цепляясь за перекрученные стволы деревьев, быстро скользят тени разведчиков. Поднятая рука – стой. Взмах – идём дальше. Долетел гул мотора.
Мы замираем, прижимаясь к деревьям. Потом опять идём. Вверх-вниз. Замерли. Вверх. Перевели дыхание. Ждём. Глоток воды. Замерли. Назад. Быстро назад…
- Да что вы как слоны топаете!!! – шипит с максимально матерной мимикой кузнец. Опять вперёд. Пришли. Вот точка первого запуска, оговоренная с командиром части.
Разведчики рассыпаются в поле, бесплотными тенями скользят вдоль зелёнки. Возвращаются. Кивают – всё чисто, можно.
Мы стоим на краю пшеничного поля. Его никто не убирает и, видимо, не уберёт. Мы на ничьей земле. Ничья земля. Страшное словосочетание. Здесь, на этой земле, уже не раз гремели бои. Здесь растили хлеб – вот он и сейчас шумит под ветром, роняя зёрна. Некстати вспоминается Высоцкий "Вытекают из колоса зёрна – эти слёзы несжатых полей…". А сейчас эта земля стала рубежом и полем возможного боя.
К реальности возвращает голос командира группы аэроразведки:
- Не спим! Быстро!
Оборудование помещается в двух ящиках и на одной стойке – такой, как используют фотографы в студиях.
Из ящиков извлекается квадрокоптер, пульт управления и обычный планшет. Всё это сноровисто разворачивается. Винты прикручиваются на места, стойка раздвигается, нужные клеммы цепляются на нужные места.
Тонко пищит, включаясь, аппаратик. Жужжат винты и квадрокоптер взмывает в небо. Он уходит почти вертикально, и вскоре его не видно и не слышно. На планшете видно, как внизу проплывает земля. Вот какое-то место кажется подозрительным. Щёлк – сделано фото. Вот второе место – щёлк – еще одна фотография.
- А вот эту дорожку бы просмотреть поближе… - просит командир разведгруппы. Включается режим видеофиксации.
Тем временем слева от нас слышатся одиночные выстрелы, потом короткая очередь.
Один из разведчиков исчезает в том направлении. Вскоре оживает гарнитура, и кузнец машет рукой:
- Сматываемся!
Тут уж не до проволочек. Квадрокоптер садится в протянутые руки, оборудование закидывается в ящики, и вся группа быстро валится вниз, в прохладу и тень балки. Выстрелы слышны уже ближе, они смещаются куда-то за спину, они уже между нами и передним краем.
Появляется уходивший разведчик, успокаивающе кивает:
- Профилактика, пусть побегают.
Молча и быстро идём по балке. Быстро – это насколько получается в зарослях, бронежилете, с громоздкими ящиками и почти двухметровой стойкой.
Выбираемся на опушку. Стрельба стихла так же внезапно, как и началась. Откуда-то доносится детский плач. Мы переглядываемся. Откуда здесь плач?
Один из разведчиков исчезает в том направлении. Вскоре приходит:
- Там лощина, в ней – овцы и ягнята. С ними пастух.
- Один?
- Да, вроде один. Но в зелёнке на той стороне кто-то точно есть.
Быстро переглядываемся. Потом разведчики кивают:
- Берём пастуха!
Лощина выходит к развалинам старой фермы. До неё – метров 150-200 открытого поля.
По одному бежать нет смысла, снайпер пропустит первых и ударит по ядру группы. Решаем рвать все вместе.
Оправить сбившееся снаряжение – полминуты. Перевести дыхание – 10 секунд. Наметить места, где можно будет упасть – ещё 10 секунд. Вперёд.
Ау, олимпийские судьи, кто там рекорды засекает? Краем глаза засекаю, как посреди дистанции мягко падает один из разведчиков – он не ранен, он прикрывает. Сердце колотится где-то в горле, солнце вспыхивает под черепом…
Мы валимся под стену, тяжело дыша. И тут же быстро разворачиваем оборудование. Аппаратик опять рывком уходит в небо.
Казалось бы, невелика его дальность – полтора километра, да высота метров 300. Но видно с него много чего.
Тем временем на дорогу, идущую мимо фермы, выходят овцы – с тем же блеяньем, напоминающим детский плач и двумя пастухами. Пастухи – два небритых деда, один в грязной синей рубашке, второй в старом пиджаке. Увидев нас, они на мгновение останавливаются, потом идут дальше. Подходим, здороваемся.
Улыбается, демонстрируя единственный зуб во рту.
Я смотрю на этих людей, которым, по большому счёту, всё равно, кто эти вооруженные люди в камуфляже, ждущие их у фермы, куда они гонят овец, причём явно чужих. Разговаривают охотно.
- Что видели?
- Мы весь день здесь, гоняли овец аж дотуда, никого не видели.
- А ночью?
- А ночью я здесь не хожу – пустят пулю в лоб, а нашо оно мне?
- А моторы слышали?
- Да, моторы слышали. У вас закурить не будет?
- Будет, дед, будет.
Спрашиваю:
– Помните ту войну?
- Нет, я с сорок седьмого. И всю жизнь здесь прожил. Скорей бы оно всё уже кончилось!
Двадцать два
Снова оживает рация:
- Двадцать два, двадцать два! Уходите!
"Двадцать два" - это скверно. Это значит, что нас засекли. Это значит, что "ушастики" поймали интенсивный радиообмен и нам лучше валить, и валить быстро.
Снова в темпе чечётки собираем оборудование и уходим. Уходим запасным маршрутом, на максимально возможной пешей скорости.
Тяжёлое дыхание. Тяжёлые ящики. Громоздкая стойка. Вдох-выдох. Бух-бух – то ли нас прикрывают, то ли по нам лупят. Быстрее, быстрее.
За спиной блеют загоняемые в сарай овцы. Солнце клонится к закату и бьёт в глаза прямой наводкой. Шумит под ветром и под шагами трава. Ныряем в лесопосадку.
Выскакиваем по ней на какое-то поле и тут командир разведчиков отчаянно машет рукой
- Ложись!!!
Мы падаем и быстро отползаем под деревья.
- Там наши танкисты, их отсюда уже обстреливали. Шарахнут – потом костей не соберём.
Танковая пушка – это аргумент, с которым спорить трудно. Делаем изрядный крюк. Наконец, забегаем на пост, где оставили машину. Ребята готовы к бою. Кидаем ящики и стойку в багажник. Все бойцы явно не поместятся, поэтому решаем сделать два рейса.
С первым рейсом машина уносится по петляющей дороге, мы ждём её. Два разведчика, выставив тонкие стволы автоматов в разные стороны, сливаются с землей. Жадно глотаем пахнущую пластиком воду из фляги. Тяжесть бронежилета почти не ощущается. Посреди поля, там, куда умчались наши, вырастает фонтан разрыва. Медленно разрастаясь, ползёт облако чёрного дыма.
Машина выныривает из полосы, рывком разворачивается. Мы бросаем внутрь остатки вещей и сами падаем на сидения.
Где-то рядом – кашляющие громкие хлопки, что-то шоркает над головой. Это АГС – автоматический гранатомёт. Дальность его до полутора километров. Значит, лупят с неизвестной нам позиции, лупит вслепую, но лупит по тому месту, где мы можем быть.
Командир бросает машину в бешеный путь. Разрывы встают сзади, сбоку, в поле, тянет дымом. Там на дороге есть одна противная яма, возле неё обязательно тормо… Чёрт!
Шелест над головой заканчивается хлопком за посадкой – перелёт. Следующий разрыв падает близко сзади. Ещё два или три разрыва.
Наперерез нам выскакивает боец, машет рукой. Машина, едва не опрокинувшись, залетает в зелёнку. Всё. Мы уже не видны.
Фиксирую взглядом окопанный танк, чуть дальше – ещё что-то большое.
- Быстрее, бегом…
Мы скатываемся в лощину. Вот теперь – точно всё. Можно снять каску. Можно вздохнуть.
Это те самые танкисты, под стволы которых мы чуть не выскочили.
Наш аппаратик взлетает и загорелый, чумазый офицер-танкист фиксирует следы гусениц и россыпь воронок:
- Мы там не ходили, значит, это их САУ и наши артиллеристы их прогнали оттуда…
На десерт
Уже в темноте, возвращаясь "домой", я вот о чём подумал– если, вырвавшись из-под обстрела, влетев в расположение танкистов, первое, что слышишь:
- Рагу горячее, садитесь кушать! - и рагу оказывается не только горячим, но и вкусным. Если чай есть на выбор 4-х сортов, а кипяток, разлитый оловянным половником, греет кружку, и всё это комплектуется домашним клубничным вареньем, то жизнь хороша.
И хрен вы получите, а не нашу Украину.
