Современник, 1861. Январь. - СПб., в тип. Карла Вульфа. - С. 67-71.або
Полное собрание сочинений Н. Г. Чернышевского. Том VIII. Современник, 1861. С-Петербург. 1906. - С. 49-51.1861 р.,
Микола Чернишевський (російський публіцист і письменник, ідеолог революційно налаштованої інтелігенції).
Текст московською:
"Когда у поляков явился Мицкевич, они перестали нуждатся в снисходительных отзывах каких нибудь французских и немецких критиков: не признавать польскую литературу значило бы тогда признавать собственную дикость.
Имея теперь такого поэта как Шевченко, малорусская литература также не нуждается ни в чьей благосклонности. Да и кроме Шевченка пишут теперь на малорусском языке люди, которые были бы не последними писателями в литературе и
побогаче великорусской.
А важнее всего то обстоятельство, что сама малорусская нация пробуждается. Если чехам необходимо иметь свою литературу, хотя чеху вероятнее не труднее выучится читать польские книги, чем малороссу великорусские, то странно было бы отрицать справедливость такого же стремления в малороссах, которые вдвое многочисленее чехов.
Да разве есть на свете какой нибудь язык или какое нибудь наречие, которое не получит высшего литературного развития, когда племя, говорящее им, будет нуждаться по своему развитию в литературе? Ведь нидерландцы, например, говорят языком, который к нижне-немецким наречиям едва ли не ближе, чем малорусский к великорусскому, и к которому нижне-немецкие наречия гораздо ближе, чем к литературному немецкому. Почему же у нидерландцев есть своя литература, а у других platt-deutcher'ов нет своей особенной литературы? Просто потому, что есть между говорящими на нидерландском наречии люди, нуждающиеся в литературе, а в племенах, говорящих другими нижне-немецкими наречиями нет таких людей, - тут кто любит читать книги, тот уже бросил говорить на местном наречии и говорит (более или менее удачно) литературным немецким языком. То же самое и у нас с каким нибудь рязанским или костромским наречием. Они без сомнения никогда не будут иметь высокого литературного развития. Но почему? Потому ли, что сами в себе не способны к высшему развитию? Какой вздор! Чем же слово "знать" хуже само по себе слова "знает" и форма "рукам, ногам", хуже формы "руками, ногами"? Нет, просто потому, что
сознание костромича или тамбовца о себе, как о костромиче и тамбовце, совершенно исчезает в его сознании о себе, как о великоруссе. Он думает: "не стоит мне хлопотать о моих местных отличиях"; он держится их тогда, когда по незнанию не имеет возможности бросить их без внимания, которого впрочем и так не имеет к ним.
Если племя находится в таком нравственном расположении, то не бывает ни между ним, ни в каких книгах рассуждений о способности его наречия к высшему литературному развитию. Таково ли положение малороссов? Лет 50 или 70 тому назад, каждый из них вероятно точно так же рад был бросить
свой язык для великорусского, как чех тогда рад был стать из чеха немцем, или как словак мадяром, или как теперь провансалец рад стать из провансальца истинным парижанином по разговору. Теперь не то у малороссов. А если не то, так почему же и не быть способному их языку к высшему литературному развитию, когда способно к нему нидерландское наречие?
Но действительно ли есть у малороссов любовь к своему наречию, потребность иметь на нем литературу? Тут кажется опять таки не о чем спрашивать.
Не только они сами сознают, даже мы, великороссы признаем, что они не великоруссы, а малороссы, что они имеют много важных особенностей от нас и дорожат этими особенностями. Могут ли иметь они потребность в книгах,
писанных языком, различным от великорусского, об этом каждый из нас может судить по себе, - стоит ему развернуть малорусскую книгу: если он не имел случая познакомится с малорусским языком, он поймет в этой книге немногим больше, чем в польской и едва ли больше, чем в сербской. Легко ли, приятно ли читать книги на чужом языке? Оно и легко и приятно бывает, когда вы научились чужому языку, - но и то лишь в том случае, если на своем родном языке вы начитались книг досыта. Чтение книги на чужом языке - все равно, что выезд в гости: бывает по временам в чужих людях приятно и даже полезно; но не приведи Бог никому не иметь своего угла!
Великорусская книга - родная и архангельцу, и енисейцу, и астраханцу, но не родная она малороссу. Ему нужно теперь, не так как нам, не только учиться тому, чему он хочет учится, -
ему нужно еще учиться великорусскому языку, чтобы можно стало учиться чему нибудь, прямо нужному для его развития. Дело другое, если бы имели любознательность и надобность в просвещении только те люди в Малороссии, которые с младенчества слышат в своем семействе великорусский язык, выучиваются говорить на нем в первые годы детства, незаметно, без труда, без потери времени. Тогда малорусская литература была бы не нужна, например, и шведская литература, если бы в Швеции охоту и надобность учиться имели только те люди, которые с детства привыкают говорить по немецки, как на родном языке. Но этого нет ни в Малороссии, ни в Швеции; потому нельзя ни Малороссии, ни Швеции обойтись без своей особенной литературы."
