1835 року
В. Даль
"
Языкъ Малороссовъ имѣетъ большое преимущество передъ
Русскимъ языкомъ, въ области той отрасли Словесности, которую именемъ простодушной отличаютъ отъ такъ называемой чувствительной. Если всю Изящную Словесность раздѣлить, какъ Шиллеръ это сделалъ, на наивную и сентиментальную, то бытъ и
языкъ Украйны присвоиваютъ себѣ преимущественно первую. Отъ чего? Бытъ
Малороссовъ простъ, умъ не тупъ, воображеніе игриво, шутки отзываются какою-то нѣгою и лѣнью;
языкъ, въ окончаніяхъ словъ и въ самомъ образованіи и сочетаніи ихъ, имѣетъ что-то дѣтское, милое, гибкое, напоминающее намъ нѣкоторыя Славянскія нарѣчія ‒ Сербское, Болгарское ‒ которыя какъ-то поражаютъ насъ простотою прадѣдовскихъ временъ; ‒ кажется, мы слушаемъ предковъ своихъ. Кромѣ этого, у насъ,
Русскихъ, простолюдинъ говоритъ однимъ языкомъ; разговорный языкъ, пестрый, несвязный и не совсѣмъ ясный, другой, а книжный, раздѣляющійся еще, по слогу, на высокій, низкій, средній, шуточный, важный и прочее ‒ опять вовсе иной; языкъ
Малороссовъ, напротивъ того, сохранилъ всю дѣвственную простоту свою и силу, и всюду себѣ равенъ. Трудно написать
по-Русски книгу, о какомъ бы то ни было предметѣ, чтобы ее понялъ каждый мужикъ, ясно, какъ то, что онъ самъ говоритъ; такимъ языкомъ у насъ, доселѣ по крайней мѣрѣ, ничего не написано: задача эта не разгадана. Между тѣмъ, возьмите любое
Малороссійское письмо, читайте его чумакамъ, дивчатамъ, парубкамъ, кому хотите: если предметъ не будетъ выходить изъ круга ихъ понятій, то
языкъ и смыслъ цѣлаго будетъ имъ понятенъ вполнѣ. Вотъ отъ чего неподражаемая простота и естественность въ разсказѣ; натяжекъ, безъ которыхъ мы писать не умудримся, нѣтъ; облагороженный
языкъ народа силенъ, ясенъ, простъ, богатъ на мелочи, на шутки, ему доступныя, а ‒ поддѣлать всего этого невозможно.
И такъ, не знаю, можно и должно ли говорить, что для насъ
языкъ Малороссовъ не нуженъ, что воскрешать его не къ чему, и проч. Развѣ есть на свѣте языкъ ‒ живой или мертвый ‒ которымъ люди говорятъ или говорили, плакались или радовались, и который бы не стоилъ вниманія нашего? А если еще и понынѣ сотни тысячъ людей говорятъ этимъ языкомъ, да если языкъ этотъ еще и нашъ, кровный, родной, братскій, одного съ
Русскимъ корня, такъ неужели онъ и тогда еще для насъ лишній? По моему, не только можно имъ заниматься для удовольствія и любопытства, ‒ должно изучать его, какъ пособіе нашего языка. Я, напримѣръ ни сколько не призадумаюсь перенять у
Украинцевъ выраженія: нисенитница, залицаться, женихаться, если вздумаю замѣнить чѣмъ либо обороты: ни то, ни сё; заглядывать кому-либо мимоходомъ въ лице; волочиться, съ добрымъ намѣреніемъ ‒ и прочее. {66}
Чтобы дать тѣмъ, которые еще не читали Повѣстей Основьяненка, мѣрило, или какъ говорятъ на Волгѣ, находку, чтобы они знали, на какой аршинъ ихъ мѣрять, скажу, что: Салдацький патретъ, Марусю и Мѣртвецъкій Велыкдень, надобно поставить на одну полку, съ Нѣмцами Асмусомъ и Гебелемъ. По чему нельзя переводить послѣдняго со Швейцарскаго на Нѣмецкое нарѣчіе ‒ я впрочемъ знаю, что онъ переведенъ ‒ по тому самому нельзя и Основьяненка перелагать съ
Малороссійскаго на Русское: простота и самобытность Швейцарскаго и
Украинскаго языковъ неподражаемы, недостижимы въ переводѣ. Нѣкто назвалъ у насъ, въ повременномъ изданіи своемъ, Гебеля милымъ болтуномъ, и ‒ только; я истинно и глубоко уважаю заслуги и даже вкусъ и разборы этого писателя; но ‒ виноватъ ‒ въ этомъ случаѣ съ нимъ вовсе несогласенъ. На людей, которые держатся одного съ нимъ мнѣнія, Повѣсти Основьяненка не сдѣлаютъ того разительнаго впечатлѣнія, какъ на насъ, перечитывающихъ Гебеля и Асмуса двадцать разъ, и всегда съ новымъ удовольствіемъ.
Луганский В. [Рец. на:] Малороссийские повести, рассказываемые Грицьком Основьяненком. Кн. 1. М. 1834, в тип. Института восточных языков, в б. 12, 380 стр. // Северная пчела. 1835. № 17. С. 65‒66, 67.https://archive.org/stream/sevpchela/pdf#page/n0/mode/2up
