...Мы долго по морю плутали
Вдали от родимой земли.
Искали мы светлые дали,
Но тёмные, только, нашли.
А так же искали, конечно,
И вшей, и шпионов в себе,
И делали это успешно,
Что видно по нашей судьбе.
Еще мы стремились насилья
Разрушить весь мир, а затем...
Мы много чего посносили,
И вас собиралися совсем
Тогда уничтожить. Но вы,
Заморские подлые рожи,
Уж больно живучи, увы.
Однако же славных утопий
В нас дух до сих пор не зачах.
И мы вас однажды утопим,
Как только силёнок накопим,
Отъевшись на ваших харчах.
Пока ж мы остались в накладе
И очень уж хочется есть.
Подайте же нам, Христа ради,
Чего-нибудь, что у вас есть.
Мне на эту тему вот это нравится. В прозе - но тоже хорошо.
Нет ничего надежнее в море для маленького моллюска рапаны, чем его красивая и прочная витая раковина, которая растет вместе с ним, практически с самого дня его рождения.
И поэтому нет и ничего опаснее. Это порождает у него иллюзию полной неуязвимости. Благодаря раковине ему не нужно ни с кем «договариваться» и ни под кого вокруг приспосабливаться. На прибрежных песчаных полях, залитых солнцем и богатых вкусной, нежной и беззащитной перед ним мидией хищные, молодые моллюски рапаны быстро размножаются и выглядят они в это время очень эффектно. Крупные витые раковины с изумительной красоты оранжевым полированным отливом внутри. И, тем не менее, взрослый моллюск играючи таскает эту свою крепость на себе.
Он не слышит при этом ни недовольного бурчания живущих по соседству донных крабов — каменщиков, которые даже пытаются иногда нападать на него, но ничего не могут поделать с его прочным, надежным и таким уютным домиком. И они просто уходят. Те, кто не могут уйти — например, маленькие донные раки — отшельники, смиряются и покорно ждут своей участи.
Огромная колония рапаны — страшная сила в море. Из всех живых организмов, живущих на донном песке, ей никто не в состоянии противостоять.
И они уверенно ползут следом за своими вожаками на все новые и новые мидийные банки, которым кажется, нет числа.
Но это так только кажется. Истребляют они их достаточно быстро. И тогда рапаны становится еще больше. И идут они все глубже и глубже. Все дальше и дальше от берега.
Наверное, кое-кто из них начинает замечать, что света становится все меньше, а вода при этом все холоднее. Соседи становятся все злее, и может быть пора и остановится. Но такова уж природа этого существа. Именно она прокляла его этим уютным и абсолютно надежным убежищем. Все, что от него требуется, это держаться своего места в строю, а вожаки всегда найдут дорогу к очередному поросшему водорослями скальному рифу, обильно покрытому двустворчатыми раковинами любимого лакомства рапаны — донной мидии. Им, этим самым вожакам колонии, самым крупным и сильным моллюскам, идущим впереди, всегда достается и самая крупная и жирная добыча. Но все же, пока что ее хватает на всех и это порождает внутри колонии железный порядок. Строй всегда безропотно следует за вожаками, куда бы они ни шли.
Так продолжается ровно до тех пор, пока они не достигают края огромного подводного скального плато. Это уже очень далеко от берега и очень глубоко.
Дальше — только засыпанная песком бескрайняя, холодная донная пустыня, куда уже практически не попадает солнце, рассеиваясь в огромной толще воды над ней. И выживают в ней только те, кто там родился и умеет в погоне за пропитанием легко преодолевать огромные, иногда кажущиеся абсолютно безжизненными пространства.
Моллюск рапана ничего такого не умеет. Ему по-прежнему, ничего не угрожает в этой его крепости. Но здесь он, наконец-то, начинает замечать, что дно вокруг него сплошным ковром усеяно только красивыми, черно — синими, с фиолетовым отливом, но безжизненными и пустыми створками раковин съеденных им мидий. Немного еще порывшись в них, он следом за вожаками разворачивается и отправляется в обратный путь. К берегу. Но все это выглядит теперь совсем по-другому.
Через какое-то время, моллюск начинает замечать тяжесть его такого прочного, такого неприступного и надежного, но потому и такого тяжелого убежища. Но ничего, так бывает всегда. Ему просто нужно немного отдохнуть, набраться сил и двигаться дальше. Он останавливается, быстро приходит в себя, но вот только вокруг него по-прежнему дно усеяно только пустыми, разбитыми сердечками раковин мидии. Нужно ползти вперед. К спасительному теплу и свету. Правда на этот раз рапана проползает, куда меньшее расстояние, а отдыхать ему нужно гораздо дольше. А берег по-прежнему все также далеко.
И он делает то, что делал всегда в минуту опасности. Ведь у него есть его уютный, спасительный дом. Все, что нужно, это как всегда просто переждать в нем опасность, пока те, первые, самые крупные и сильные моллюски не найдут нужную дорогу. Но они просто продолжают упорно ползти назад. А у малыша рапаны уже совсем нет сил.
Отдохнуть и сдохнуть — слова одного корня, но совершенно разной судьбы.
Теперь и в колонии моллюсков, у каждого своя судьба. Финал разворачивающейся драмы ужасен, но неизбежен. Это плата за зло. А все зло в нашей жизни, как известно, происходит от двух вещей. Безответственности и безнаказанности.
Кто-то так и не решается покинуть убежище. И погибает от голода, пытаясь до последнего отсидеться в этой, вдруг ставшей такой холодной воде.
Кто-то решается на безумие и покидает свою вдруг ставшую неподъемной крепость и, конечно же, становится легкой добычей обозленных соседей, которые собственно только этого и ждали.
И только те немногие, кого считали вожаками только потому, что они решали, кто из донных обитателей, живущих по соседству теперь добыча, и всегда первыми набрасывались на нее — упорно ползут к какой-то им одним известной, заветной цели. Цель эта — уютная теплая бухта по соседству с той, откуда и вышла родом эта колония рапаны. Правда, она уже когда-то пережила такое нашествие, и научилась с этим справляться. Теперь моллюск будет жить здесь по правилам. Но он будет жить. И жить достаточно неплохо. Те совсем немногие, кто сумеет сюда добраться.
